Журнал Ҳаракат №3 (42) 2003. Демократия дарси
Хикмат Хожизода - Демократияга олиб борувчи узок йўл (давоми, рус.)
От редакции журнала «Харакат»: Хикмет Гаджизаде – один из основателей Народного Фронта Азербайджана. В период президентство ныне покойного Абулфайза Элчибея был послом своей страны в России. В середине 90-х годов, когда азербайджанская демократия вела борьу за выживание в условиях диктатуры Гейдара Алиева, часть народофронтцев ва главе с Иса Гамбаровым (председатель Милли Меджлиса Азербайлжана ва время президентства Элчибея) воссоздали партию «Мусават», разгромленного советским режимом в 1920 году, после падения независимого государства Азербайджан (1918-20 гг.). С этого времени Хикмет Гаджизаде в рядах «Мусавата». В 1994 году вместе с рядом демократов создал неправительственную организацию ФАР ЦЕНТР, изучающую политические и экономические процессы периода перехода к демократии. Отрывки из его книги «150.000 знаков о демократии», написанной в рамках реализованных ФАР ЦЕНТРом проектов, были опубликованы в нашем журнале еще в 1996 году, № 1(4).

Недавно Хикмет-бей закончил работу над новой книгой «Долгий путь к демократии». В ней прослеживается путь развития демократии со времен античности до сегодняшних дней. Так что, безусловно, книга будет полезной и для узбекских демократов. Исходя из этого убеждения мы решили публиковать в нашем журнале отрыки из этой книги.

Азербайджан и Узбекистан имют много общих черт: языки тюркские, релегия подовляющего большинтсьва населения – Ислам, бывшие колонии Росии, переживают мучительно трудный переход от тоталитарного строя в демократический, под гнетом агонизирующих постсоветских диктаторских режимов. Поэтому для узбекских демократов очеь важен и опыт азербайджанцев, ведущих борьбу за демократизацию общества. Очень важны связи между неправительственнами организациями двух стран. Для тех, кто хотел бы поближе ознакомиться с деятельностью ФАР ЦЕНТРА и установить с ним связи предлагаем его адрес:

FAR CENTRE, Music School, 4 floor, R.Behbudov Str.3, Baku, 370 000 Azerbaijan,

Phone: (99412) 930951; (99412) 930964; Fax: (99412) 93-14-38; E-mail: FAR@monitor.baku.az





РЕСПУБЛИКА И КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ

ВО ФРАНЦИИ И ЕВРОПЕ




Многие аристократы и религиозные деятели не принявшие французской революции эмигриро­вали из страны. Создав на границах Франции военные отряды, они призывали Европейские монархии выступить против революционной заразы, которая могла вскоре поразить и их вла­дения. Повод для широкой антифранцузской коалиции вскоре дали сами французские револю­ционеры. Национальная Ассамблея Франции провозгласила новый, революционный принцип международного права — “право наций на самоопре­деление”. Сразу же вслед за этим француз­ские войска вторглись в папскую территорию Авиньон. Европейские державы начали оказывать широкую поддержку французским контрреволюционерам и преследовать демократические силы у себя в стране. 20 апреля 1792 года Франция объявляет войну Австрии и Пруссии, сверхзада­чей которой было распространение демократии в Европе.

Война началась с неудач французской армий. Австро-Прусские войска наступали на Париж, что вызвала всеобщий подъем французского национализма. Революционная армия пополнилась огромным количеством добровольцев. В конце апреля 1792 г. капитан саперных частей Жозеф Руже де Лиль за одну ночь сочиняет “Боевую песнь Рейнской армии”. Вдохновенный патрио­тический гимн попадает в Марсель и уже отсюда, на устах добровольцев, как “Марсе­льеза” распространяется по всей стране как один из символов французской революции. В 1795 году “Марсе­льеза становиться” национальным гимном Французской Республики.

20 сентябре 1792 революционная армия наносит поражение Прусским войскам у Вальми. На следующий день Национальная Ассамблея объявляет о низвержении монархии и установлении республики. В течении нескольких месяцев французские войска одерживают ряд блестящих побед над контрреволюционной коалицией и захватывают Бельгию, Рейнланд, Савой и Ниццу. Низложенный король, обвиняется в сотрудничестве с врагами отечества и 21 января 1793 г. предается казни.

Конец первой французской республики наступает 9 ноября 1799, когда власть в стране после бесчисленных войн и внутренних потрясений переходит к диктатору — молодому и успешному генералу Наполеону Бонапарту. Хотя захват власти Наполеоном явил собой конец революции, своими завоеваниями он распространил идеи о равенстве прав и принципы республиканской государственности по всей Европе. Старый режим был в руинах, в Европе наступила эра триумфального шествия демократии.



ЖОЗЕФ РУЖЕ ДЕ ЛИЛЬ



Марсельеза (1792)



О дети родины, вперед!

Настал день нашей славы;

На нас тиранов рать идет,

Поднявши стяг кровавый!

Вам слышны ли среди полей

Солдат свирепых эти крики?

Они сулят, зловеще дики,

Убийства женщин и детей.



К оружью, граждане! Смыкайтеся в ряды вы!

Пусть крови вражеской напьются наши нивы!



Что нужно ей, орде рабов,

И этих королей союзу?

Готовят стыд своих оков

Они давно уже французу!

Да, то для нас! Какой позор!

Великий гнев в сердцах пылает:

Кто это заводить дерзает

О нашем рабствe разгавор



К оружью, граждане! Смыкайтеся в ряды вы!

Пусть крови вражеской напьются наши нивы!





Как! Нам предписывать закон

Хотят когорты иностранцев

И из домов погнать нас вон

Толпы наемных оборванцев!

Великий бог! Нас заковат!

Ярмо нам налоложить на выи,

Чтоб деспоты, тираны злые,

Нам впредь могли повелевать!



К оружью, граждане! Смыкайтеся в ряды вы!

Пусть крови вражеской напьются наши нивы!



Трепещет каждый пусть тиран

С позорною своей толпою!

Пусть замыслы коварных стран

Оплатятся своей ценою



Солдатом каждый стал у нас

Погибнут юные герои,

Земля родит их новых вдвое

Дабы разбить оружьем вас!



К оружью, граждане! Смыкайтеся в ряды вы!

Пусть крови вражеской напьются наши нивы!



Французы! Ваш высокий дух

У вас потребует пощады

Для тех. О ком есть верный слух,

Что воевать они не рады!

Не то - кровавый деспот сей,

Буйе (1) сообщники прямые

Они не люди - тигры злые,

Что рвут грудь матери своей...



К оружью, граждане! Смыкайтеся в ряды вы!

Пусть крови вражеской напьются наши нивы!



Святая к родине любовь,

Веди нас по дороге мщения.

Свобода! Пусть за нашу кровь

И за тебя им нет прощения!

И пусть на твой могучий зов

К знаменам прилетит Победа,

И взор надменного соседа

Увидит Славы к нам любовь.



К оружью, граждане! Смыкайтеся в ряды вы!

Пусть крови вражеской напьются наши нивы!



На тот же путь и мы пойдем,

Как старших уж в живых не будут.

Их прах мы на пути найдем:

Никто их доблесть не забудет.

Нам лучше, чем их пережить,

За ними вслед сойти в могилы.

Все напряжем мы наши силы -

Хоть умереть, да отомcтить!



К оружью, граждане! Смыкайтеся в ряды вы!

Пусть крови вражеской напьются наши нивы!




Примечание 1: Буйе Фрасуа Клод (1739-1800) участник всех военных дествий при ЛЛюдовике 15, войеы за независимость. В начале революции - командующий в Лотарингии, Эльзасе и Франш-Конте. Помогает Людовику 16 в организации побега и поступает в армию Кондэ.



ПЕРВЫЕ КОНСЕРВАТОРЫ ПРОТИВ ПЕРВЫХ ЛИБЕРАЛОВ



Французская революция вызвала бурю в умах не только в странах мо­нархической Европы, но и парла­ментарной Британии. Невиданное в истории государственное уст­ройство — республика, провозгласившая своей целью защиту прав человека стала предметом пристального вни­мания и изуче­ния, возвеличива­ния и беспокойства поли­тических фило­софов того времени. Именно в борьбе с идеями победившего фран­цуз­ского либерализма начал форми­роваться британский, а затем и ев­ропейский консер­ватизм 19 века…

Основателем британской консерва­тизма принято считать ирландского протестанта Эдмунда Берка (1729-1797). Блестящий по­лемист, фило­соф и политический деятель Берк избирается в парламент в 1766 году и завоевывает славу выдающегося оратора и эрудита. Берк борется в парламенте за от­мену рабства и ра­боторговли, выступает в защиту американских колонистов и населе­ния недавно захваченной Индии. Убежден­ный член партии вигов Берк, бла­годаря своему скептиче­скому отношению к народоправию и концепции прав чело­века, выра­батывает комплекс идей и взглядов ставших основой идеоло­гии то­ризма. Свидетель француз­ской революции и беспоряд­ков, ко­торая она, как и всякая рево­люция принесла с собой, Берк в своей книге Размышления о револю­ции во Фран­ции выступает за то, чтобы че­ловек передал свое право решать свою судьбу государ­ству. Государ­ство же должно заботиться о людях и при этом, по мнению Берка, было бы лучше, если бы оно поменьше зависело от их воли и страстей.



ЭДМУНД БЕРК

Атака на Естественные Права (1790)





Государство не создается для защиты естественных прав... Государство… создано для удовлетворения человече­ских нужд.





…Если гражданское общество есть результат [общественного] договора, то этот договор должен быть его законом. Этот договор должен ограничивать и коррек­тировать все положения государ­ственного устройства, формирующиеся на его основе. Любой тип законодательной, судебной или исполнительной власти есть порождение этого договора. Они не существуют при любом другом состоянии вещей; и как кто-то, находясь под договором гражданского общества, может требовать прав, которые не вытекают из этого договора? Права, которые совер­шенно противны ему?

Один из первых мотивов граждан­ского общества и, который превратился затем в одно из его фундаментальных правил, в том, что ни­кто не должен быть судьей в его собственном деле. Этим каждый человек гражданского общества сразу же отделил себя от первого из основных прав человека не скрепленного договором (то есть права самому быть судьей в своем случае и отстаивать свои права в своем собственном деле). Здесь он отрекается от всех прав быть своим собственным правителем. Его отказ включает и отказ от права самозащиты — первого из есте­ственных прав. Люди не могут наслаждаться правами неграж­данского и гражданского состояния одновременно. Человек отказывается от права принимать решения в самых важный для него вопросах, но получает пра­восудие. Он получает некоторую свободу и, поэтому отдает свои права веря в сохранность их в целом...

Государство не создается для защиты естественных прав... Государство — это порождение чело­ве­ческой мудрости — создано для удовлетворения человече­ских нужд. Люди имеют право, на то, что их нужды будут удовлетворены этой мудростью. Среди этих нужд должна быть учтена ну­жда, столь не6обходимая для гражданского общества: необходимость в достаточном ограни­чения люд­ских страстей. Общество требует не только усмирения страстей одного чело­века, но, чтобы и склонности масс, групп людей часто ограничивались, воля их контролирова­лась, и страсти их всех были приведены в подчинение.

Все это может быть произведено только властью, которая находятся вне их, а не властью кото­рая подчинена их воле и страстям; властью, обязанностью кото­рой является взнуздывать и под­чинять. В этом смысле ограничения накла­ды­ваемый на людей, должны (так же как их свободы) считаться их правами. Но поскольку свободы и огра­ничения меняются в зависимости от времени и об­стоятельств, и тут допускаются бесконечные модифика­ции, то они не могут ос­новываться на каком то абстрактном правиле; и нет ничего глупее, чем обсуж­дать эти свободы и ограничения основываясь на этом принципе (Имеется в виду принцип неотъемлемости естественных прав человека - ред.)



Размышления о Революции во Франции


О ДЕМОКРАТИИ БЕЗ СВОБОДЫ



Идеолог французского либерализма, писатель и политический деятель Бенджамен Констан де Ребек (1767-1830) был современником эпохальных событий конца 18 и начала 19 веков во Франции.

Констан родился в Швейцарии в дворянской семье среднего достатка, получил хорошее образо­вание в Германии и Англии. В 1794 из-за своих республикан­ских убеждений он покидает слу­жбу у герцога Брауншвейгского и переходит в лагерь революции. В 1799 г. Констана на службу приглашает Наполеон, однако Констан очень скоро переходит в оппозицию к диктатору и в 1803 г. покидает Францию на 11 лет. В изгнании Констан завязывает близкие отношения с Гете и Шиллером, редактирует два литературных периодических издания, ведет активную республи­канскую пропаганду. Констан возвращает на родину лишь с восстановлением монархии в 1814 г. Как убежденный республиканец Констан быстро разочаровывается в монархистах, которые “ничего не забыли и ничему не научились”.

Авторитет Констана в обществе был настолько велик, что несмотря на старую вражду Наполеон, в период “стодневного” возвращения к власти (1815г.), именно ему поручает составление новой конституции. После второй реставрации монархии Констан вновь вынужден эмигриро­вать. Но вскоре он возвращается на родину и стано­виться одним из главных демократических публици­стов. В 1819 году Констан избирается в Палату депутатов (законодательное собрание — ред.) и становиться здесь лидером оппозиции к партии короля. После революции 1830 г. Констан назначается председателем Государственного Совета Франции, но умирает в том же году.

В приводим ниже отрывке речи перед парламентом, Констан убедительно доказывает необходимость соблюдения личной, а не только политической свободы человека. Его блестящий анализ различий античной демократии с современной — либераль­ной демократией, стало классикой либеральной публицистики. Древние греки и римляне обладали большими политическими правами, чем современные Конс­та­ну европейцы. Однако древние не обладали почти никакой личной свободой — свободой самовыражения, передвижения, профессио­нальной деятельности. Констан предостерегает современников от опасного намерения ограничить личные свободы, принести их в жертву стабильности, как того добиваются монархисты, или пренебречь ими во имя коллек­тивных интересов, как то происходило во времена французской революции.



Политическая свобода должна стать гарантией нашей личной свободы, — утверждает Констан. Без личной свободы человек несчастлив, достоинство его ущемлено, кроме того, развитие его способностей, а значить и улучшение условий его жизни невозможно.







БЕНДЖАМЕН КОНСТАН



Свобода древних в сравнении со свободой современных (1819)





Индивидуальная независимость — первая необходимость современного человека: следовательно никогда нельзя требовать от него каких-то жертв ради установления политической свободы.



Вначале спросите себя, господа, что англичанин, француз, и гражданин Соединенных Штатов Америки понимает сегодня под словом "свобода."

Для каждого из них это — право быть преследованным только по закону и не быть арестованным, задержанным, казненным или подвергнуться жестокому обращению по произволу какого-нибудь или нескольких индивидуумов.

Это - право каждого на выражение своего мнения, выбора профессии и ее использовании, право избавиться от собственности, и даже злоупотреблять ею; уезжать и приезжать без разрешения, и без необходимости отчитываться в своих мотивах или действиях. Это право всех объединяться с другими личностями, или для обсуждения их интересов, или для проповедования религии, которую выбрали они и их коллеги, или даже просто, чтобы провести дни или часы таким образом, который наиболее соответствует их склонностям или прихотям. Наконец, это право каждого влиять на действия правительства, избирая всех или конкретные представителей власти, или посредством демонстраций, петиций, требований на которые власти так или иначе вынуждены обратить внимание. А теперь сравните эту свободу со свободой древних.

Последняя состояла в коллективном и непосредственном осуществление, нескольких частей полного суверенитета; в обсуждении, на городской площади, вопросов войны и мира; в заключении союзов с иностранными государствами; в принятии законов и вынесении приговоров; в проверки трат, действий, правления магистратов; в вызове их на народное собрание для обвинения, осуждения или увольнения их. Но если это и было то, что древние называли свободой, то при этом они допускали совместимой с коллективной свободой и полное порабощение личности властью общества. Вы не найдете среди них почти ни одно из наслаждение, которые, как мы только что увидели, составляют свободу людей современных. Все личные дела подвергались строгому надзору. Никакое значение не придавалось личной независимости, ни в отношении мнений, ни труда, ни, прежде всего, в религии. Право человека выбирать свои религиозные пристрастия, право, которое мы считаем одним из наиболее драгоценных, казалось бы для древних преступлением и святотатством. В областях, которые кажутся нам наиболее важными, власть общественного правительства вмешивается и затрудняет исполнение воли индивидуумов.

В Спарте Ферпандр не мог добавить и струны к своей лире, чтобы не вызвать возмущения эфоров. Общественные власти вмешивались и в наиболее личные дела человека. Молодой лакедемонянин не мог посещать свою невесту свободно. В Риме, цензор зорко следил за семейной жизнью. Законы регулиро­вали обычаи, и, поскольку, обычаи касались всех сторон жизни, то не было почти ничего, что не затрагивалось бы законом.

Таким образом, древний человек, в большинстве случаев являясь сувереном в делах государственных, было рабом во всех его частных отношениях. Как гражданин, он решал вопросы войны и мира; как личность он был ограничен, контролируем и стеснен во всех своих действиях; как часть общественного правительства, он допрашивал, посылал в отставку, осуждал, лишал собственности, ссылал или приговаривал к смерти своих магистратов или начальников; но как объект воздействия общественного правительства, он сам мог лишаться статуса, привилегий, быть изгнан, казнен, по усмотрению общества к которому он принадлежал. Среди современных людей, наоборот, человек, независимый в его личной жизни, даже в самых свободных странах, является сувереном только внешне. Его суверенитет ограничен и почти всегда бездействует. Если в какие-то редкие периоды времени, он, опять же окруженный ограничениями и препятствиями, и осуществляет этот суверенитет, то всегда только чтобы отречься от него…

Индивидуальная независимость — первая необходимость современного человека: следовательно никогда нельзя требовать от него каких-то жертв ради установления политической свободы.

Из этого следует, что никакой из многочисленных и высоко ценимых учреждений, препятству­ющих в античных республиках индивидуальной свободе не допустимы для современности.

Вы можете, во-первых, подумать, господа, что истина эта — очевидна. Некоторые современные государства не кажутся нам склонными подражать античным республикам. И хотя немногие государства любят республиканскую практику, есть среди этой практики и то, что пользуется их определенной привязанностью.

И тревожно, что нравиться им именно то, что позволяет изгонять, ссылать, или грабить. Я помню, что в 1802, они протащили в закон об особых трибуналах статью, которая вводит во Франции греческий институт остракизма; и Бог его знает сколько красноречивых докладчиков, защищавших эту поправку, говорили нам о свободе Афин и великих жертвах, которые индивидуумы должны принести на алтарь этой свободы!



Таким же образом, совсем недавно когда зловещее правительство пыталось, робко, подтасовать выборы, журнал, который едва ли мог бы быть заподозрен в республиканизме, предложил ввести в стране цензуру, подобную Римской, чтобы устранить всех опасных кандидатов…



Во Франции такой своевольное институт как цензорство стал бы сразу и неэффективным и невыносимым. В современном социальных условиях мораль формируется тонкими, меняющимися, ускользающими нюансами, которые извращались бы тысячами путями если кто то попытался бы определить их более точно. Только общественное мнение может дойти до их понимания; только общественное мнение может судить их, потому, что оно одной с ней природы. Любой позитивной власти, которая захочет определить его более точно не избежать восстания. Если правительство современных людей, так же как и цензоры в Риме, своевольно подвергало бы гражданина цензуре, вся нация запротестовала бы против этих запретов отказом утвердить такое решение властей.



Все, что я говорил об возрождении цензорства в современности относится и ко многим другим аспектам общественной организации, по которым античность приводится в пример даже чаще и с большим рвением. К примеру, образование; чего только мы не слышим о необходимости позволить правительству управлять новыми поколениями, чтобы сформировать их в свое удовольствие. И как много блестящих цитат было применено в защиту этой теории! Персы, Египтяне, Галлы, Греция и Италия одна за другой представали перед нами. Но, господа, мы же ни персы управляемые деспотом, ни египтяне подвластные жрецам, ни галлы, приносимые в жертву их друидами, ни, наконец, греки или римляне, чье участие в государственном управлении могло быть им утешением в их личном порабощении. Мы — современные люди, желающие пользоваться своими правами, каждое из которых необходимо, чтобы наилучшим образом развивать наши способности, не вредя при этом другим людям; для того, чтобы лелеять развитие этих способностей в наших детях, кому по природе мы привязаны, ибо просвещение есть жизнь; мы, желающие правительства, которое давало бы нам самые общие инструкции, как путникам принимающим лишь направление маршрута, без указаний по каким путям им передвигаться.



Религию также пытаются устроить согласно примерам из прошлых веков. Некоторые бравые защитники доктрины (религиозного) единства цитируют законы древних против иностранных богов, и поддерживают права Католического церкви. Они приводят в пример афинян, убивших Сократа за подрыв политеизма, и Августа, требовавшего от римлян преданности вере отцов, закончившейся отдачей первых христиан на съедения львам.



Позвольте мне не верить, господа, в это восхищение древностью. Поскольку мы живем в современном времени, я хочу свободы подходящей для современного времени; и поскольку мы живем при монархии, я скромно прошу эту монархию не заимствовать у античных республик средства для нашего угнетения.



Личная свобода, я повторяю, есть истинная свобода наших дней. Политическая свобода это ее гарантия, следовательно политическая свобода необходима. Но просить наших современников пожертвовать, как это было в древности, всей их личной свободой ради политической свободы, есть вернейшее средство лишить их первой и, как только результат будет достигнут, станет очень легко лишить их и последней...