Тошкент вақти - 
Журнал Ҳаракат
№1 (22) 2000. Жамият муаммолари
Ингмар Карлсон -
Ислам и политика в Центральной Азии
Те незнание и не заинтересованность, которые долгое время накладывали отпечаток на видение западом ислама в Советском Союзе, после всестороннего краха коммунизма превратились в чисто сенсационный подход к проблеме. Мусульмане в этих новых центральноазиатских государствах изображались как единый национально-культурный блок огромной политической разрушительной силы. Грядущая религиозная война, которую предсказывали, позднее, в особенности после конфликта между христианами–армянами и мусульманами–азербайджанцами, выросла в открытую войну – гражданскую войну, вспыхнувшую в Таджикистане между старым коммунистическим режимом и исламскими фундаменталистами при поддержке из Афганистана.
Создавалось впечатление, что серьезные трещины в прежнем Советском Союзе теперь пролегли вдоль демаркационной линии между европейской и восточной культурой и, несмотря на долгую коммунистическую эпоху, между христианством и исламом, который изображался как решающая сила в новых центральноазиатских государствах. Русская дипломатия теперь говорит об исламской опасности в тех же самых выражениях, что и Милошевич с Караджичем и пытается таким образом выдать вмешательство Москвы в таджикскую гражданскую войну как свой вклад в защиту христианства от исламского фундаментализма.
На этом фоне картина предстоящего нового периода списывается с того, что в конце прошлого столетия британский писатель Р. Киплинг назвал "большим геймом" в Центральной Азии. Тогда главными действующими лицами были Россия и Великобритания. На этот раз борьба с некоторым исламским оттенком должна была бы развернуться между, в первую очередь Россией, Турцией и Ираном, но также были бы замешаны и Саудовская Аравия и ислам в целом. Но такой вывод был бы поспешен.
Ислам во времена коммунизма
Центральная Азия на протяжении своей истории подвергалась 4 разным завоевательским нашествиям: -
арабское вторжение в 7 веке,
- монгольское завоевание в 13 веке,
- ползучая русская экспансия в 18 веке,
- советизация в нашем столетии.
Исламизация, которая стала следствием первого завоевания, несомненно, наложила на этот огромный регион неизгладимый отпечаток, простирающийся в своем действии и до наших дней.
Центральная Азия, с блистательными столицами Бухарой и Самаркандом, стала выдающимся центром исламской культуры, хотя регион и был географически изолирован, после победы шиитов в Персии в 15 веке, от суннитской среды.
Монгольские захватчики были сами покорены исламом, приверженность к которому местного населения вряд ли испытала влияние русской колонизации. Позднее ислам показал себя более сильным в конкуренции с идеологией, которая также претендовала на монопольное обладание вечной истиной и рецептом всеобъемлющего общественного строя.
В своей кампании против религии коммунисты исходили из того, что ислам, так же как и христианская церковь, может быть уничтожен путем слома инфраструктуры. При этом упустили из виду, что суннизм - главное направление в исламе, в отличие от христианской церкви, не зависит от конкретного места совершения культа или же от религиозной иерархии, но и, вместо этого, воспринимает себя как общину, которая не имеет какого-либо посвященного (назначаемого) духовенства.
В 1917 г. (при царизме) еще имелось более 30000 мечетей и 45000 мулл. Коммунистическая кампания против ислама началось с того, что все религиозные суды и школы были закрыты. В 1928 году пришла очередь мечетей, которые либо разрушались, либо перестраивались и переделывались в осквернявшие их первоначальное назначение здания с уничтожением уникального архитектурного наследия, как следствие. В 1942 г. имелось 1300 все еще действовавших мечетей. При Хрущеве эта цифра еще более сократилась и когда началась перестройка, в пятом по величине мусульманского населения государстве мира не было даже 300 мечетей. В 1917 году в Центральной Азии на 700 жителей приходилась 1 мечеть. В середине 80-х соотношение было 1 мечеть на 150000. До революции имелось 600 духовных учебных заведений. Только лишь два из них пережили коммунистов. Бухара имела в досоветское время 360 мечетей и 113 школ по изучению Корана. После советизации в остатке - 3 мечети и одна такая школа.
Официальные религиозные институты действовали во время коммунистов как нечто вроде "КГБ-ислама". Они были предназначены для того, чтобы служить инструментом партийного контроля за религиозной жизнью, назначали духовенство с задачами управлять всей деятельностью в немногих действующих мечетях. Муфтиат в Ташкенте надзирал за обеими религиозными школами и редактировал пропагандистское издание "Мусульмане Советского Востока", которое издавалось на английском, французском, фарси и узбекском. Главная цель этой деятельности заключалась в воспитании мусульман лояльными советскими гражданами, которых можно было послать за границу, чтобы представлять Советский Союз как терпимое к религии государство, претендующее на то, чтобы к его голосу прислушивались в мусульманских делах: Во внутренней политике они должны были гарантировать мусульманскую лояльность советской системе, во внешней проецировать образ СССР как друга и союзника мусульманских стран.
Как "мусульмане" в Советском Союзе обозначались примерно 60 млн. человек. К ним относились более 30 разных групп народностей, проживающих, прежде всего, в Центральной Азии, на Кавказе и в районах вдоль Средней Волги, тяготеющих к Татарстану. Здесь увязывались воедино как верующие, так и неверующие. Строгая связь с религией, которую термин "мусульманин" имеет в других частях мира ислама, во внимание не принимались. Вместо этого "мусульманин" становилось скорее культурно-историческим, нежели религиозным понятием.
В тех тяжелых условиях, в которых религия существовала при советской системе, ислам был вынужден найти себе открытое выражение как культурное движение. Это относилось, в особенности, к повседневной и семейной жизни. Несмотря на десятилетия власти коммунистов, брак между женщиной-мусульманкой и мужчиной-немусульманином, оставался запретным, табу. Сама же церемония бракосочетания часто происходила в присутствии муллы. Договор о браке традиционно заключался между семьями, в то время как будущие жених и невеста были еще несовершеннолетними, для усиления рода или клана. В Узбекистане большое влияние на жизнь семьи имела и имеет "махалля" – квартальная (соседская) или же сельская община.
Обряд инициации мальчиков, применяющиеся почти на 100%, давал повод к большому торжеству. Погребение также сопровождалось мусульманским обрядом, как праздники отмечались окончание Рамазана и день рождения Пророка. Другие проявления веры, как "зякат" – обязанность подавать милостыню нищим, или "хадж" - паломничество в Мекку, были несомненно под запретом, но эти два из пяти столпов ислама находили себе иное выражение, как, например паломничество к гробницам святых.
Насущность этого "культурислама" не опровергалась Советами, в то время как "вероислам" объявлялся подлежащим уничтожению суеверием. При этом советские эксперты в области религии упускали из виду, как не имеющее большого значения, что мусульмане, которым задавали прямой вопрос, отвечали о себе, что они – неверующие. Даже если большая часть советских мусульман относит себя к суннитам, многие из них считают приемлемым шиитский принцип "такия", который дозволял мусульманину в случае необходимости отрекаться от своей религии.
Ислам в сегодняшней Центральной Азии
После той сплошной вырубки религии коммунистами, Центральная Азия переживает религиозный бум. Религиозность растет быстрее среди мусульман, чем среди других групп народностей разваливающейся империи и этот феномен охватывает все слои населения и возрастные группы. Между 1989 и 1991 годами построено или вновь открыто 5000 полноценных мечетей и открыто 7 новых религиозных школ (медресе). Это указывает на живучесть и энергию "теневого ислама" жившего в подполье и действовавшего параллельно официальному, санкционированному.
Постепенно, когда стало ясно, что Москва утрачивает контроль над политическим, экономическим и культурным развитием в союзных республиках, сидевшие в Центральной Азии режимы попытались обеспечить себе дальнейшее властвование, поставив на "исламскую карту". Компартия в Узбекистане запустила широкую программу строительства новых мечетей еще до того, как сменила кожу. В 1989 г. два узбека совершили паломничество в Мекку (вероятно, имеются в виду 2 паломника из Узбекистана, отправившиеся в хадж пешком, – А.Ш).
В 1991 число паломников составило 1200 человек. Даже в Казахстане, где ислам никогда не имел таких глубоких корней, как в остальной Центральной Азии, число людей за короткое время возросло в 3 раза, был издан официально разрешенный перевод Корана на казахском языке с параллельным текстом по арабски.
Таким образом, для местных политиков из числа старой гвардии, которые пытаются "держать нос по ветру", ислам становится средством дистанцирования как от своего коммунистического прошлого, так и от славянской культуры, чтобы создать некую новую политическую идентичность.
Эти политики сейчас стоят перед невыполнимой задачей перекинуть мост через пропасть между "КГБ-исламом", и "неофициальным исламом", который избегает государственного контроля. Эти усилия особенно осложняет то, что за выражением "неофициальный ислам" или "параллельный ислам" скрывается ряд религиозных групп и явлений. То, что они хотят сохранить одновременно и исламский фундамент общества, и исламские традиции и образ жизни, является общим для них, на кого в большей или меньшей степени наложила отпечаток явная враждебность к русским, которые видятся частично как оккупанты и колонизаторы, частично как безбожники-атеисты.
Так же мало, как и в других частях мусульманского мира, ислам в бывшем Советском Союзе выступает в однообразной форме. Разные регионы имеют свою историю религии и поэтому несут разный ее отпечаток. Ислам имеет иной, более поверхностный характер у кочевавших прежде казахов, киргизов и туркмен, чем у традиционно культурных земледельцев Узбекистана и Таджикистана, чья религиозность в свою очередь отличается от того, как сильно она развилась на Кавказе.
Поэтому варианты так многочисленны, начиная от реформаторских течений до требований возврата к первоначальной, подлинной религии; от суфизма и академического вариантов до народного ислама. Объединяет все эти течения, однако, то, что они, как считается, сейчас переживают ренессанс, но каждое со своей исходной точки.
Коммунистическая эпоха все же оставляет после себя глубокие следы. Поскольку ислам здесь в течение десятилетий вел подпольное существование, он в опосредованной форме представлял для верующих эту религию, которая была изолирована от других частей мира ислама. Поэтому оставалось мало места для новаторства и интеллектуальных тонкостей. В свою очередь, в европейской части Советского Союза возникал образ ислама, основанный на коммунистической пропаганде и создавалась его искаженная картина, что легко могло вызвать исламофобию.
Понятный теперь, когда коммунистическое ярмо ослабло, возврат центральноазиатских народов к своей культуре и религии слишком легко приравнивали либо к фанатизму и фундаментализму, либо, ставя между ними знак равенства, к исламскому возрождению и исламской революции.
Эти опасения выявились, когда после попытки переворота в Москве 19 августа 1991 г. активизировался процесс создания нового союза "9+1". Из 9 готовых к федерации республик 6 были исламскими и критически настроенные по отношению к союзному договору усматривали в этом будущую исламизацию всей федерации и указывали, в особенности, на демографическую динамику в новых центральноазиатских государствах.
Этот скепсис по отношению к исламу усиливался также и тем, что русофильские, антисемитские и другие антидемократические и антизападные силы считали союз с мусульманами гарантией дальнейшего существования Советского Союза как великой державы. Стало быть, те, кто содействовал модернизации России, осматривались, поставленные перед сомнительной коалицией с разными фундаменталистскими силами.
О силе исламских фундаменталистов судить сложно. Наличие групп, исходящих из представлений о том, что религия и политика неотделимы, бесспорно. Это касается «Соф Ислам (Чистый Ислам)» в Татарстане и тех непонятных ваххабитов в Центральной Азии, которые все чаще упоминаются, когда пишут о фундаментализме в Центральной Азии. Но ведь ваххабизм традиционно связывают с саудовской династией, подчеркивающей первоначальную чистоту ислама и отвергающей все новаторства. Центральноазиатские ваххабиты вряд ли могут рассматриваться как непосредственно поддерживаемые извне Саудовской Аравией группы; речь идет о мелких группах в Таджикистане и Узбекистане, в первую очередь в Ферганской долине, которые сами дали себе такое наименование. Если они и находятся под иностранным влиянием, то это, скорее всего, исходит от афганских "муджахеддин"ов. Требования, выдвигаемые этими группами, основаны на строгом исламском правопорядке и общественном устройстве. Любые упоминания о секуляризованной модели общества - коммунистического или некоммунистического расцениваются как проявление безбожия и атеизма. Представители официального ислама называются с полным правом "коммунистическими муллами".
Ваххабиты подчеркивают также единство мира ислама ("умма") и хотят видеть ее реализованной путем восстановления халифата. Мало что известно о структуре этих групп и численности их последователей, но следующие признаки считаются отличительными для ваххабитов: -
зачастую их возглавляет одно лицо, которое, однако, имеет вокруг себя "шура" - совет. Члены совета отвечают каждый за определенную деятельность.
- лидеры по возрасту часто между 25-45 годами, последователи – между 16 и 25.
- авторитет лидера базируется не на возрасте или опыте, а на его религиозном рвении.
- ваххабиты возродили традиционную обязанность подавать милостыню "закат" один из пяти столпов ислама. Они используют эти средства на социальные нужды и на то, что они называют "исламской справедливостью". Мечети, которые они контролируют, становятся, таким образом, учреждениями социального обеспечения.
- они имеют контакты с фундаменталистскими группами за рубежом, это уже упоминавшиеся выше муджахеддины в Афганистане.
Неофициальный ислам охватывает лиц со скудными познаниями в Коране и "хадисе" – преданиях о Пророке, но также и членов хорошо организованных суфийских братств. В члены такого братства принимали после обряда посвящении (инициации) и затем он всю свою оставшуюся жизнь подчинялся контролю своего шейха-наставника. Он становился, используя суфийское выражение "как труп в руках обмывателя". Его жизнь регулируется трудными и обязательными ритуалами. Эти суфийские братства иерархически организованы и имеют железную внутреннюю дисциплину.
Несомненно, они никогда не ослабляли своей "священной войны" с коммунизмом и даже если нельзя сказать, что они имели продуманную политическую программу, то они имели, как уже сказано, эффективную иерархическую структуру, вокруг которой могли бы быть собраны политические диссиденты с надежными религиозными связями.
Сейчас поступают сведения об отправках из Саудовской Аравии больших партий Корана, саудовском финансировании различных религиозных проектов. Но делать из этого вывод, что в дверях стоит саудовская модель общества - вздор. Весьма возможно, впрочем, что местные ваххабиты рассматривают саудитов как декадентствующих еретиков.
В появлении фундаментализма зарубежное влияние играет роль значительно меньшую, чем проблемы, которые безрассудное коммунистическое управление оставило в наследство: монокультура хлопка и ее последствия; огромная разница в уровне жизни города и села; безработица и всеохватывающий идеологический вакуум с вытекающими из этого блужданиями, которые следуют за крахом коммунистической системы.
Недостаточная вовлеченность населения в политику, слабое проникновение гласности в Центральную Азию привели к тому, что недовольство, раньше не имевшее выражения в политической сфере подготовило дорогу для фундаменталистской религиозной оппозиции.
Заметная мусульманская альтернатива нашлась в лице Исламской партии Возрождение, которая была образована в июне 1990 г. В своем Уставе она обозначена как Всесоюзная. Ее руководство состояло в основном из кавказских мусульман, хотя партия была активна также и в Центральной Азии, это прежде всего в Таджикистане и Узбекистане, где в Ферганской долине большинство ее сторонников - те же самые ваххабиты. Партии были организованы также и на республиканском уровне, что встретило жесткое сопротивление местного партаппарата в обеих странах.
В "Обращении к мусульманам бывшего Советского Союза" партия призывала их заниматься политикой. Без активного участия в политической жизни мусульмане не могли "занять свое достойное место в обществе", – говорилось далее. Поэтому ИПВ намерена развиваться как политическая организация, защищающая ислам от нападок его врагов и пропагандирующая его принципы. Партия должна также заниматься экономическими вопросами, чтобы проводить экологически ориентированную политику экономических реформ.
Сейчас ИПВ ближе всего к определению "движение", "фронт", вобравшее в себя ряд других течений в исламе. Создатели секуляристской узбекской партии "Бирлик" также участвовали в строительстве этой партии.
Вобщем, можно констатировать, что предпосылки, которые легли в основу всплеска фундаментализма в других частях мира ислама, в достаточной мере представлена также и в Центральной Азии и есть силы, которые хотят использовать эти течения. Однако, от этого еще слишком далеко до того, чтобы уже сейчас говорить о неком массовом религиозном движении, ставящем целью основать теократическое исламское государство от Татарстана на Волге и до Киргизстана и Таджикистана на границах с Китаем, Афганистаном и Ираном.
Образование отдельного муфтията в Казахстане после разрыва с муфтиятом в Ташкенте говорит о том, что мы видим скорее этническое сегментирование ислама, чем панисламистском движение. В регионе, где народы не имеют никакого опыта национальной государственности, поиски альтернативы, будь то национальная, региональная или универсальная, далеки от завершения. Сотворенных Сталиным народов родовая и локальная идентификация все еще сильнее, чем "казахская" или "узбекская". Как коммунистическая партийная номенклатура, так и новые режимы вынуждены, ради своего собственного положения, полагаться, в первую очередь на принадлежность к своему клану или роду, потому что это родство более кровное, чем партийная принадлежность.
В чем мы сейчас, в первую очередь, убеждаемся, это вероятность некого соглашения между "КГБ-исламом" и тем исламом, который раньше был загнан в подюлье.
Здесь нельзя порекомендовать каких-либо сомнений относительно исхода, но этим будущий центральноазиатский путь не ограничен. Как сказано вьшее, "неофициальный ислам" – это собирательное обозначение для ряда направлений. После своей победы им предстоит выдержать борьбу противоречий о пути праведном. Когда в марте 1992 учащиеся самой известной в Центральной Азии школы Корана, Имам аль-Бухари в Ташкенте рассказывали мне, как будут уничтожены эти неверные ваххабиты, как только счастье часа расплаты будет в их руках, глаза их сверкали.
Сведется ли эта борьба к победе фундаменталистских сил или же Центральная Азия изберет путь секуляризации, где культурные ценности ислама будут более акцентированы чем религиозные, в конце-концов зависит от экономического развития. Как и во всех других мусульманских обществах, культурная и социальная маргинализация больших социальных групп - это лучшая питательная среда для фундаменталистского движения. А вина за все кризисы и проблемы легко может быть возложена на навязанную извне политику модернизации. Европейские группы населения в Центральной Азии во многом рассматриваются сейчас также, как колонизаторы в Азии и Африке, когда началась деколонизация. Фундаменталисты могут найти понятные и близкие широким массам аргументы, которые ведут к хаосу и открытому конфликту с большими группами немусульманского населения, именно в антиколонизатореком, по отношению к Москве, походе.
Перевод Абдурашида Шарифа
* * *
От редакции: Ингмар Карлссон - родился в Бурсериде, Швеция. После окончания Комерческого института в Гётеборге и присвоения ему степени кандидата философских наук (политология, история идей и учений, французский язык), И.Карлсон поступает на работу в МИД Швеции , в 1967 году. С 1969 и 1974 работает в посольства Швеции в Боготе и в Вене. Затем он возглавляет посольство Швеции в Дамаске, в 1984 году посланник в Пекине, в 1987-1991 годах посланник в Боне. После 1992 года руководитель идеологическо-аналитической группой МИД Швеции, в ранге посла.
Эта статья взята из книги Ингмара Карлссона «Ислам и Европа. Сосуществование или конфронтация», изданной в 1994 году в Стокгольме на шведском языке..
В предыдущем номере нашего журнала была опубликована другая, не менее интересная статья Карлссона «Дискуссия об исламе и демократии» из той же книги в переводе Пулата Ахуна.
Создавалось впечатление, что серьезные трещины в прежнем Советском Союзе теперь пролегли вдоль демаркационной линии между европейской и восточной культурой и, несмотря на долгую коммунистическую эпоху, между христианством и исламом, который изображался как решающая сила в новых центральноазиатских государствах. Русская дипломатия теперь говорит об исламской опасности в тех же самых выражениях, что и Милошевич с Караджичем и пытается таким образом выдать вмешательство Москвы в таджикскую гражданскую войну как свой вклад в защиту христианства от исламского фундаментализма.
На этом фоне картина предстоящего нового периода списывается с того, что в конце прошлого столетия британский писатель Р. Киплинг назвал "большим геймом" в Центральной Азии. Тогда главными действующими лицами были Россия и Великобритания. На этот раз борьба с некоторым исламским оттенком должна была бы развернуться между, в первую очередь Россией, Турцией и Ираном, но также были бы замешаны и Саудовская Аравия и ислам в целом. Но такой вывод был бы поспешен.
Ислам во времена коммунизма
Центральная Азия на протяжении своей истории подвергалась 4 разным завоевательским нашествиям: -
арабское вторжение в 7 веке,
- монгольское завоевание в 13 веке,
- ползучая русская экспансия в 18 веке,
- советизация в нашем столетии.
Исламизация, которая стала следствием первого завоевания, несомненно, наложила на этот огромный регион неизгладимый отпечаток, простирающийся в своем действии и до наших дней.
Центральная Азия, с блистательными столицами Бухарой и Самаркандом, стала выдающимся центром исламской культуры, хотя регион и был географически изолирован, после победы шиитов в Персии в 15 веке, от суннитской среды.
Монгольские захватчики были сами покорены исламом, приверженность к которому местного населения вряд ли испытала влияние русской колонизации. Позднее ислам показал себя более сильным в конкуренции с идеологией, которая также претендовала на монопольное обладание вечной истиной и рецептом всеобъемлющего общественного строя.
В своей кампании против религии коммунисты исходили из того, что ислам, так же как и христианская церковь, может быть уничтожен путем слома инфраструктуры. При этом упустили из виду, что суннизм - главное направление в исламе, в отличие от христианской церкви, не зависит от конкретного места совершения культа или же от религиозной иерархии, но и, вместо этого, воспринимает себя как общину, которая не имеет какого-либо посвященного (назначаемого) духовенства.
В 1917 г. (при царизме) еще имелось более 30000 мечетей и 45000 мулл. Коммунистическая кампания против ислама началось с того, что все религиозные суды и школы были закрыты. В 1928 году пришла очередь мечетей, которые либо разрушались, либо перестраивались и переделывались в осквернявшие их первоначальное назначение здания с уничтожением уникального архитектурного наследия, как следствие. В 1942 г. имелось 1300 все еще действовавших мечетей. При Хрущеве эта цифра еще более сократилась и когда началась перестройка, в пятом по величине мусульманского населения государстве мира не было даже 300 мечетей. В 1917 году в Центральной Азии на 700 жителей приходилась 1 мечеть. В середине 80-х соотношение было 1 мечеть на 150000. До революции имелось 600 духовных учебных заведений. Только лишь два из них пережили коммунистов. Бухара имела в досоветское время 360 мечетей и 113 школ по изучению Корана. После советизации в остатке - 3 мечети и одна такая школа.
Официальные религиозные институты действовали во время коммунистов как нечто вроде "КГБ-ислама". Они были предназначены для того, чтобы служить инструментом партийного контроля за религиозной жизнью, назначали духовенство с задачами управлять всей деятельностью в немногих действующих мечетях. Муфтиат в Ташкенте надзирал за обеими религиозными школами и редактировал пропагандистское издание "Мусульмане Советского Востока", которое издавалось на английском, французском, фарси и узбекском. Главная цель этой деятельности заключалась в воспитании мусульман лояльными советскими гражданами, которых можно было послать за границу, чтобы представлять Советский Союз как терпимое к религии государство, претендующее на то, чтобы к его голосу прислушивались в мусульманских делах: Во внутренней политике они должны были гарантировать мусульманскую лояльность советской системе, во внешней проецировать образ СССР как друга и союзника мусульманских стран.
Как "мусульмане" в Советском Союзе обозначались примерно 60 млн. человек. К ним относились более 30 разных групп народностей, проживающих, прежде всего, в Центральной Азии, на Кавказе и в районах вдоль Средней Волги, тяготеющих к Татарстану. Здесь увязывались воедино как верующие, так и неверующие. Строгая связь с религией, которую термин "мусульманин" имеет в других частях мира ислама, во внимание не принимались. Вместо этого "мусульманин" становилось скорее культурно-историческим, нежели религиозным понятием.
В тех тяжелых условиях, в которых религия существовала при советской системе, ислам был вынужден найти себе открытое выражение как культурное движение. Это относилось, в особенности, к повседневной и семейной жизни. Несмотря на десятилетия власти коммунистов, брак между женщиной-мусульманкой и мужчиной-немусульманином, оставался запретным, табу. Сама же церемония бракосочетания часто происходила в присутствии муллы. Договор о браке традиционно заключался между семьями, в то время как будущие жених и невеста были еще несовершеннолетними, для усиления рода или клана. В Узбекистане большое влияние на жизнь семьи имела и имеет "махалля" – квартальная (соседская) или же сельская община.
Обряд инициации мальчиков, применяющиеся почти на 100%, давал повод к большому торжеству. Погребение также сопровождалось мусульманским обрядом, как праздники отмечались окончание Рамазана и день рождения Пророка. Другие проявления веры, как "зякат" – обязанность подавать милостыню нищим, или "хадж" - паломничество в Мекку, были несомненно под запретом, но эти два из пяти столпов ислама находили себе иное выражение, как, например паломничество к гробницам святых.
Насущность этого "культурислама" не опровергалась Советами, в то время как "вероислам" объявлялся подлежащим уничтожению суеверием. При этом советские эксперты в области религии упускали из виду, как не имеющее большого значения, что мусульмане, которым задавали прямой вопрос, отвечали о себе, что они – неверующие. Даже если большая часть советских мусульман относит себя к суннитам, многие из них считают приемлемым шиитский принцип "такия", который дозволял мусульманину в случае необходимости отрекаться от своей религии.
Ислам в сегодняшней Центральной Азии
После той сплошной вырубки религии коммунистами, Центральная Азия переживает религиозный бум. Религиозность растет быстрее среди мусульман, чем среди других групп народностей разваливающейся империи и этот феномен охватывает все слои населения и возрастные группы. Между 1989 и 1991 годами построено или вновь открыто 5000 полноценных мечетей и открыто 7 новых религиозных школ (медресе). Это указывает на живучесть и энергию "теневого ислама" жившего в подполье и действовавшего параллельно официальному, санкционированному.
Постепенно, когда стало ясно, что Москва утрачивает контроль над политическим, экономическим и культурным развитием в союзных республиках, сидевшие в Центральной Азии режимы попытались обеспечить себе дальнейшее властвование, поставив на "исламскую карту". Компартия в Узбекистане запустила широкую программу строительства новых мечетей еще до того, как сменила кожу. В 1989 г. два узбека совершили паломничество в Мекку (вероятно, имеются в виду 2 паломника из Узбекистана, отправившиеся в хадж пешком, – А.Ш).
В 1991 число паломников составило 1200 человек. Даже в Казахстане, где ислам никогда не имел таких глубоких корней, как в остальной Центральной Азии, число людей за короткое время возросло в 3 раза, был издан официально разрешенный перевод Корана на казахском языке с параллельным текстом по арабски.
Таким образом, для местных политиков из числа старой гвардии, которые пытаются "держать нос по ветру", ислам становится средством дистанцирования как от своего коммунистического прошлого, так и от славянской культуры, чтобы создать некую новую политическую идентичность.
Эти политики сейчас стоят перед невыполнимой задачей перекинуть мост через пропасть между "КГБ-исламом", и "неофициальным исламом", который избегает государственного контроля. Эти усилия особенно осложняет то, что за выражением "неофициальный ислам" или "параллельный ислам" скрывается ряд религиозных групп и явлений. То, что они хотят сохранить одновременно и исламский фундамент общества, и исламские традиции и образ жизни, является общим для них, на кого в большей или меньшей степени наложила отпечаток явная враждебность к русским, которые видятся частично как оккупанты и колонизаторы, частично как безбожники-атеисты.
Так же мало, как и в других частях мусульманского мира, ислам в бывшем Советском Союзе выступает в однообразной форме. Разные регионы имеют свою историю религии и поэтому несут разный ее отпечаток. Ислам имеет иной, более поверхностный характер у кочевавших прежде казахов, киргизов и туркмен, чем у традиционно культурных земледельцев Узбекистана и Таджикистана, чья религиозность в свою очередь отличается от того, как сильно она развилась на Кавказе.
Поэтому варианты так многочисленны, начиная от реформаторских течений до требований возврата к первоначальной, подлинной религии; от суфизма и академического вариантов до народного ислама. Объединяет все эти течения, однако, то, что они, как считается, сейчас переживают ренессанс, но каждое со своей исходной точки.
Коммунистическая эпоха все же оставляет после себя глубокие следы. Поскольку ислам здесь в течение десятилетий вел подпольное существование, он в опосредованной форме представлял для верующих эту религию, которая была изолирована от других частей мира ислама. Поэтому оставалось мало места для новаторства и интеллектуальных тонкостей. В свою очередь, в европейской части Советского Союза возникал образ ислама, основанный на коммунистической пропаганде и создавалась его искаженная картина, что легко могло вызвать исламофобию.
Понятный теперь, когда коммунистическое ярмо ослабло, возврат центральноазиатских народов к своей культуре и религии слишком легко приравнивали либо к фанатизму и фундаментализму, либо, ставя между ними знак равенства, к исламскому возрождению и исламской революции.
Эти опасения выявились, когда после попытки переворота в Москве 19 августа 1991 г. активизировался процесс создания нового союза "9+1". Из 9 готовых к федерации республик 6 были исламскими и критически настроенные по отношению к союзному договору усматривали в этом будущую исламизацию всей федерации и указывали, в особенности, на демографическую динамику в новых центральноазиатских государствах.
Этот скепсис по отношению к исламу усиливался также и тем, что русофильские, антисемитские и другие антидемократические и антизападные силы считали союз с мусульманами гарантией дальнейшего существования Советского Союза как великой державы. Стало быть, те, кто содействовал модернизации России, осматривались, поставленные перед сомнительной коалицией с разными фундаменталистскими силами.
О силе исламских фундаменталистов судить сложно. Наличие групп, исходящих из представлений о том, что религия и политика неотделимы, бесспорно. Это касается «Соф Ислам (Чистый Ислам)» в Татарстане и тех непонятных ваххабитов в Центральной Азии, которые все чаще упоминаются, когда пишут о фундаментализме в Центральной Азии. Но ведь ваххабизм традиционно связывают с саудовской династией, подчеркивающей первоначальную чистоту ислама и отвергающей все новаторства. Центральноазиатские ваххабиты вряд ли могут рассматриваться как непосредственно поддерживаемые извне Саудовской Аравией группы; речь идет о мелких группах в Таджикистане и Узбекистане, в первую очередь в Ферганской долине, которые сами дали себе такое наименование. Если они и находятся под иностранным влиянием, то это, скорее всего, исходит от афганских "муджахеддин"ов. Требования, выдвигаемые этими группами, основаны на строгом исламском правопорядке и общественном устройстве. Любые упоминания о секуляризованной модели общества - коммунистического или некоммунистического расцениваются как проявление безбожия и атеизма. Представители официального ислама называются с полным правом "коммунистическими муллами".
Ваххабиты подчеркивают также единство мира ислама ("умма") и хотят видеть ее реализованной путем восстановления халифата. Мало что известно о структуре этих групп и численности их последователей, но следующие признаки считаются отличительными для ваххабитов: -
зачастую их возглавляет одно лицо, которое, однако, имеет вокруг себя "шура" - совет. Члены совета отвечают каждый за определенную деятельность.
- лидеры по возрасту часто между 25-45 годами, последователи – между 16 и 25.
- авторитет лидера базируется не на возрасте или опыте, а на его религиозном рвении.
- ваххабиты возродили традиционную обязанность подавать милостыню "закат" один из пяти столпов ислама. Они используют эти средства на социальные нужды и на то, что они называют "исламской справедливостью". Мечети, которые они контролируют, становятся, таким образом, учреждениями социального обеспечения.
- они имеют контакты с фундаменталистскими группами за рубежом, это уже упоминавшиеся выше муджахеддины в Афганистане.
Неофициальный ислам охватывает лиц со скудными познаниями в Коране и "хадисе" – преданиях о Пророке, но также и членов хорошо организованных суфийских братств. В члены такого братства принимали после обряда посвящении (инициации) и затем он всю свою оставшуюся жизнь подчинялся контролю своего шейха-наставника. Он становился, используя суфийское выражение "как труп в руках обмывателя". Его жизнь регулируется трудными и обязательными ритуалами. Эти суфийские братства иерархически организованы и имеют железную внутреннюю дисциплину.
Несомненно, они никогда не ослабляли своей "священной войны" с коммунизмом и даже если нельзя сказать, что они имели продуманную политическую программу, то они имели, как уже сказано, эффективную иерархическую структуру, вокруг которой могли бы быть собраны политические диссиденты с надежными религиозными связями.
Сейчас поступают сведения об отправках из Саудовской Аравии больших партий Корана, саудовском финансировании различных религиозных проектов. Но делать из этого вывод, что в дверях стоит саудовская модель общества - вздор. Весьма возможно, впрочем, что местные ваххабиты рассматривают саудитов как декадентствующих еретиков.
В появлении фундаментализма зарубежное влияние играет роль значительно меньшую, чем проблемы, которые безрассудное коммунистическое управление оставило в наследство: монокультура хлопка и ее последствия; огромная разница в уровне жизни города и села; безработица и всеохватывающий идеологический вакуум с вытекающими из этого блужданиями, которые следуют за крахом коммунистической системы.
Недостаточная вовлеченность населения в политику, слабое проникновение гласности в Центральную Азию привели к тому, что недовольство, раньше не имевшее выражения в политической сфере подготовило дорогу для фундаменталистской религиозной оппозиции.
Заметная мусульманская альтернатива нашлась в лице Исламской партии Возрождение, которая была образована в июне 1990 г. В своем Уставе она обозначена как Всесоюзная. Ее руководство состояло в основном из кавказских мусульман, хотя партия была активна также и в Центральной Азии, это прежде всего в Таджикистане и Узбекистане, где в Ферганской долине большинство ее сторонников - те же самые ваххабиты. Партии были организованы также и на республиканском уровне, что встретило жесткое сопротивление местного партаппарата в обеих странах.
В "Обращении к мусульманам бывшего Советского Союза" партия призывала их заниматься политикой. Без активного участия в политической жизни мусульмане не могли "занять свое достойное место в обществе", – говорилось далее. Поэтому ИПВ намерена развиваться как политическая организация, защищающая ислам от нападок его врагов и пропагандирующая его принципы. Партия должна также заниматься экономическими вопросами, чтобы проводить экологически ориентированную политику экономических реформ.
Сейчас ИПВ ближе всего к определению "движение", "фронт", вобравшее в себя ряд других течений в исламе. Создатели секуляристской узбекской партии "Бирлик" также участвовали в строительстве этой партии.
Вобщем, можно констатировать, что предпосылки, которые легли в основу всплеска фундаментализма в других частях мира ислама, в достаточной мере представлена также и в Центральной Азии и есть силы, которые хотят использовать эти течения. Однако, от этого еще слишком далеко до того, чтобы уже сейчас говорить о неком массовом религиозном движении, ставящем целью основать теократическое исламское государство от Татарстана на Волге и до Киргизстана и Таджикистана на границах с Китаем, Афганистаном и Ираном.
Образование отдельного муфтията в Казахстане после разрыва с муфтиятом в Ташкенте говорит о том, что мы видим скорее этническое сегментирование ислама, чем панисламистском движение. В регионе, где народы не имеют никакого опыта национальной государственности, поиски альтернативы, будь то национальная, региональная или универсальная, далеки от завершения. Сотворенных Сталиным народов родовая и локальная идентификация все еще сильнее, чем "казахская" или "узбекская". Как коммунистическая партийная номенклатура, так и новые режимы вынуждены, ради своего собственного положения, полагаться, в первую очередь на принадлежность к своему клану или роду, потому что это родство более кровное, чем партийная принадлежность.
В чем мы сейчас, в первую очередь, убеждаемся, это вероятность некого соглашения между "КГБ-исламом" и тем исламом, который раньше был загнан в подюлье.
Здесь нельзя порекомендовать каких-либо сомнений относительно исхода, но этим будущий центральноазиатский путь не ограничен. Как сказано вьшее, "неофициальный ислам" – это собирательное обозначение для ряда направлений. После своей победы им предстоит выдержать борьбу противоречий о пути праведном. Когда в марте 1992 учащиеся самой известной в Центральной Азии школы Корана, Имам аль-Бухари в Ташкенте рассказывали мне, как будут уничтожены эти неверные ваххабиты, как только счастье часа расплаты будет в их руках, глаза их сверкали.
Сведется ли эта борьба к победе фундаменталистских сил или же Центральная Азия изберет путь секуляризации, где культурные ценности ислама будут более акцентированы чем религиозные, в конце-концов зависит от экономического развития. Как и во всех других мусульманских обществах, культурная и социальная маргинализация больших социальных групп - это лучшая питательная среда для фундаменталистского движения. А вина за все кризисы и проблемы легко может быть возложена на навязанную извне политику модернизации. Европейские группы населения в Центральной Азии во многом рассматриваются сейчас также, как колонизаторы в Азии и Африке, когда началась деколонизация. Фундаменталисты могут найти понятные и близкие широким массам аргументы, которые ведут к хаосу и открытому конфликту с большими группами немусульманского населения, именно в антиколонизатореком, по отношению к Москве, походе.
Перевод Абдурашида Шарифа
* * *
От редакции: Ингмар Карлссон - родился в Бурсериде, Швеция. После окончания Комерческого института в Гётеборге и присвоения ему степени кандидата философских наук (политология, история идей и учений, французский язык), И.Карлсон поступает на работу в МИД Швеции , в 1967 году. С 1969 и 1974 работает в посольства Швеции в Боготе и в Вене. Затем он возглавляет посольство Швеции в Дамаске, в 1984 году посланник в Пекине, в 1987-1991 годах посланник в Боне. После 1992 года руководитель идеологическо-аналитической группой МИД Швеции, в ранге посла.
Эта статья взята из книги Ингмара Карлссона «Ислам и Европа. Сосуществование или конфронтация», изданной в 1994 году в Стокгольме на шведском языке..
В предыдущем номере нашего журнала была опубликована другая, не менее интересная статья Карлссона «Дискуссия об исламе и демократии» из той же книги в переводе Пулата Ахуна.
